Сундук Вяземского

Семейные реликвии первого председателя
Русского исторического общества
из собрания Государственного литературного музея
К 150-летию РИО
В Государственном литературном музее хранится комплекс музейных предметов, связанных с жизнью и творчеством первого председателя
Русского исторического общества, поэта и литературного критика, члена Государственного совета князя Петра Андреевича Вяземского (1792–1878).
В собрании музея имеются: автограф четверостишия П.А. Вяземского (1838) на рисунке неизвестного художника «Ножка Тальони», прижизненные акварельные портреты П.А. Вяземского, а также три живописных этюда к картине «А.С. Пушкин и его друзья слушают декламацию Адама Мицкевича в салоне Зинаиды Волконской» (1905–1907). Иконографическую часть коллекции дополняют несколько редких гравированных и литографированных портретов поэта.
Гордостью музейной коллекции является большое собрание фотографий второй половины XIX – начала XX века, связанных с жизнью П.А. Вяземского и его родственного окружения.
Особый комплекс музейных предметов составляет коллекция личных вещей из семьи П.А. Вяземского, а также предметы декоративно-прикладного искусства – небольшая часть некогда знаменитой коллекции усадьбы «Остафьево». Собрание книг П.А. Вяземского представлено шестнадцатью прижизненными изданиями его произведений, в том числе четырьмя изданиями с инскриптами автора.

У меня маленькие и серые глаза, вздернутый нос
(я, право, не знаю хорошенько, какого цвета;
так как в этом презренном мире все следует за модой, то я сказал бы, что мой нос слегка розовый). Как бы в вознаграждение за маленький размер этих двух частей моего лица мой рот, щеки и уши очень велики. Что касается до остального тела, то я –
ни Эзоп, ни Аполлон Бельведерский!.. У меня чувствительное сердце, и я благодарю за это Всевышнего!.. Потому что, мне кажется, лишь благодаря ему я совершенно счастлив, и лишь одна чувствительность, или по крайней мере она – одно из главных свойств, отличающих нас от зверей…
У меня воображение горячее, быстро воспламеняющееся, восторженное, никогда не остающееся спокойным… Я очень люблю изучение некоторых предметов, в особенности поэзии… Я не глуп, – но мой ум часто очень забавен. Иногда я хочу сойти и за философа, но лишь подумаю, что эта философия не увеличит моего счастья, – скорее наоборот, – я посылаю ее к черту.

П.А. Вяземский

П.Ф. Соколов. Портрет П.А. Вяземского. 1824
Бумага, графитный карандаш, акварель, лак
Портреты П.А. Вяземского


Прости, халат! товарищ неги праздной,
Досугов друг, свидетель тайных дум!
С тобою знал я мир однообразный,
Но тихий мир, где света блеск и шум
Мне, в забытьи, не приходил на ум…

Так, сдернув с плеч гостиную ливрею
И с ней ярмо взыскательной тщеты,
Я оживал, когда, одет халатом,
Мирился вновь с покинутым Пенатом.
С тобой меня чуждались суеты,
Ласкали сны и нянчили мечты.
У камелька, где яркою струею
Алел огонь, вечернею порою,
Задумчивость, красноречивый друг,
Живила сон моей глубокой лени.


П.А. Вяземский. Прощание с халатом




Неизвестный художник. Портрет П.А. Вяземского
Конец 1840-х. Бумага, акварель, белила
Вещи из семейного собрания П.А. Вяземского

Очки и футляр
Европа. Начало XIX. Металл, оптическое стекло, картон, тиснение.
Принадлежали П.А. Вяземскому
В первых годах столетия, на гулянье 1-го Мая в Сокольниках появилась лошадь в очках, с надписью крупными буквами на лбу: "Только трех лет". Это насмешка над тогдашней модой, которая и молодых людей наряжала в очки.
До того времени они были принадлежностью одних стариков... Теперь это никого бы не удивило. В наше время близорукость и плешивость очень распространились и сделались популярны.


П. А. Вяземский. Старая записная книжка



Поищем по себе игорку,

Да игроков под нашу масть:
Кто не по силам лезет в горку,
Тот может и впросак попасть.

Друзья! Кто хочет быть умен,

Тот по пословице поступит:
Продаст он книги, карты купит;
Так древле нажил ум Семён.
Ум в картах — соглашусь охотно!
В ученом мире видим сплошь:
Дом книгами набит, и плотно,
Да карт не сыщешь ни на грош.

П.А. Вяземский. Выдержка (1827)




Шкатулка с фишками
Россия. Первая четверть ХIX.
Моржовая кость, дерево, фольга, перламутр, бумага, ткань, резьба.
Парные шкатулки с 38 игральными фишками двух цветов для карточной игры. Крышки декорированы ажурными вставками: в центре – на подложке из серебряной фольги прорезные вензели с латинскими инициалами П.А. Вяземского «РАW» под княжеской короной; по бокам – сетки с геометрическим орнаментом.
"Вы готовите себе печальную старость", — сказал князь Талейран кому-то, кто хвастался, что никогда не брал карты в руки и надеется никогда не выучиться никакой карточной игре. Если определение Талейрана справедливо, то нигде не может быть такой веселой старости, как у нас... Нигде карты не вошли в такое употребление, как у нас: в русской жизни карты одна из непреложных и неизбежных стихий... Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет свое волнение, свою драму, свою поэзию. Один из таких игроков говаривал, что после удовольствия выигрывать нет большего удовольствия, как проигрывать... Одна русская барыня говорила в Венеции: «Конечно, климат здесь хорош; но жаль, что не с кем сразиться в преферансик». Другой наш соотечественник, который провел зиму в Париже, отвечал на вопрос, как доволен он Парижем: «Очень доволен, у нас каждый вечер была своя партия». Карточная игра в России есть часто оселок и мерило нравственного достоинства человека. «Он приятный игрок» — такая похвала достаточна, чтобы благоприятно утвердить человека в обществе... Карточная игра имеет у нас свой род остроумия и веселости, свой юмор с различными поговорками и прибаутками. Можно бы написать любопытную книгу под заглавием: «Физиология колоды карт». Впрочем, значительное потребление карт имеет у нас и свою хорошую, нравственную сторону: на деньги, вырученные от продажи карт, основаны у нас многие благотворительные и воспитательные заведения.

П.А. Вяземский
Старая записная книжка

Перо! Тебя давно бродящая рука

По преданной тебе бумаге не водила;
Дремотой праздности окованы чернила;
И муза, притаясь, любимцу ни стишка
Из жалости к нему и ближним не внушила.
Я рад! Пора давно расстаться мне с тобой.

П.А. Вяземский. К перу моему

Гусиное перо
Россия. Первая треть XIX
Семья П.А. Вяземского
В 1811 году П.А. Вяземский женился на княжне Вере Федоровне Гагариной (1790–1886). Семейный союз длился 67 лет, супруги пережили смерть семи из восьми своих детей.

В своей неизменной, хотя и странствующей обстановке, среди мягких старомодных кресел, с неизбежным столиком для вышивания и с клубками шерсти, с шитыми занавесами, с опахалом или подушками, с памятною всем тростью в руках и в старомодном чепце, который она охотно снимала среди оживленного разговора, полная юношеского пыла, неподдельной веселости и остроумия, с своею чистою, старомосковскою русскою речью, с выходками и вспышками резвого и нестареющего ума, – княгиня Вера Федоровна была цельным типом старого Московского допожарного общества. Она кипятилась и негодовала, в то же время заливалась своим заразительным хохотом, следя за всем и живя в постоянном и разнообразном общении со множеством лиц; она принимала у себя запросто августейших посетителей разных стран с одинаковою непринужденностью и своеобразной простотою, не чуждою глубокого знания человеческих слабостей и придворного быта, и всех очаровывала блеском своего свежего, неувядаемого ума.

Из мемуаров графа С.Д. Шереметева

Портрет В.Ф. Вяземской
(урожд. княгини Гагариной)
Фотограф Л. Перини. Венеция. 1860-е.
Фотобумага на фирменном паспарту, сепия, печать

Автографы П.А. Вяземского

П.А. Вяземский «Прости, Волшебница! Сильфидой мимолетной…»
Автограф под рисунком Л.И. Киля «Ножка Марии Тальони». 1837 Картон с тиснением, акварель; рукопись, чернила
Прости, волшебница! Сильфидой мимолетной
Она за облака взвилась. Счастливый путь!
Но проза здесь на зло поэзии бесплотной:
Скажите, для чего крыло в башмак обуть?

Мария Тальони (1804–1884) – известная танцовщица. Выступала в Вене, Париже, Лондоне, Санкт-Петербурге, Милане. Ввела в балет пачку и танец на пуантах. В Санкт-Петербурге гастролировала с ноября 1837 по февраль 1842 года.

Тальони – единственная танцовщица в мире, которая осуществила своими танцами все, что до сих пор нам казалось несбыточным вымыслом поэтов, полувоздушная, грациозная женская фигура на древних вазах и медалях. Ни до нее, ни после нее не будет равной ей. Люди, не любящие вообще балета, прикованы к нему танцами и игрою Тальони. Это – гений танцев... выше, нежели был гений Байрона в своем роде.

Ф.В. Булгарин
Издания П.А. Вяземского
© 2016 Государственный литературный музей. Все права защищены.
Использование любых находящихся на сайте материалов без официального разрешения запрещено.
litmuz@bk.ru
www.goslitmuz.ru

Made on
Tilda