Сундук Вяземского
Семейные реликвии первого председателя
Русского исторического общества
из собрания Государственного литературного музея
К 150-летию РИО
Русского исторического общества
из собрания Государственного литературного музея
К 150-летию РИО
В Государственном литературном музее хранится комплекс музейных предметов, связанных с жизнью и творчеством первого председателя
Русского исторического общества, поэта и литературного критика, члена Государственного совета князя Петра Андреевича Вяземского (1792–1878).
В собрании музея имеются: автограф четверостишия П.А. Вяземского (1838) на рисунке неизвестного художника «Ножка Тальони», прижизненные акварельные портреты П.А. Вяземского, а также три живописных этюда к картине «А.С. Пушкин и его друзья слушают декламацию Адама Мицкевича в салоне Зинаиды Волконской» (1905–1907). Иконографическую часть коллекции дополняют несколько редких гравированных и литографированных портретов поэта.
Гордостью музейной коллекции является большое собрание фотографий второй половины XIX – начала XX века, связанных с жизнью П.А. Вяземского и его родственного окружения.
Особый комплекс музейных предметов составляет коллекция личных вещей из семьи П.А. Вяземского, а также предметы декоративно-прикладного искусства – небольшая часть некогда знаменитой коллекции усадьбы «Остафьево». Собрание книг П.А. Вяземского представлено шестнадцатью прижизненными изданиями его произведений, в том числе четырьмя изданиями с инскриптами автора.
Русского исторического общества, поэта и литературного критика, члена Государственного совета князя Петра Андреевича Вяземского (1792–1878).
В собрании музея имеются: автограф четверостишия П.А. Вяземского (1838) на рисунке неизвестного художника «Ножка Тальони», прижизненные акварельные портреты П.А. Вяземского, а также три живописных этюда к картине «А.С. Пушкин и его друзья слушают декламацию Адама Мицкевича в салоне Зинаиды Волконской» (1905–1907). Иконографическую часть коллекции дополняют несколько редких гравированных и литографированных портретов поэта.
Гордостью музейной коллекции является большое собрание фотографий второй половины XIX – начала XX века, связанных с жизнью П.А. Вяземского и его родственного окружения.
Особый комплекс музейных предметов составляет коллекция личных вещей из семьи П.А. Вяземского, а также предметы декоративно-прикладного искусства – небольшая часть некогда знаменитой коллекции усадьбы «Остафьево». Собрание книг П.А. Вяземского представлено шестнадцатью прижизненными изданиями его произведений, в том числе четырьмя изданиями с инскриптами автора.
У меня маленькие и серые глаза, вздернутый нос
(я, право, не знаю хорошенько, какого цвета;
так как в этом презренном мире все следует за модой, то я сказал бы, что мой нос слегка розовый). Как бы в вознаграждение за маленький размер этих двух частей моего лица мой рот, щеки и уши очень велики. Что касается до остального тела, то я –
ни Эзоп, ни Аполлон Бельведерский!.. У меня чувствительное сердце, и я благодарю за это Всевышнего!.. Потому что, мне кажется, лишь благодаря ему я совершенно счастлив, и лишь одна чувствительность, или по крайней мере она – одно из главных свойств, отличающих нас от зверей…
У меня воображение горячее, быстро воспламеняющееся, восторженное, никогда не остающееся спокойным… Я очень люблю изучение некоторых предметов, в особенности поэзии… Я не глуп, – но мой ум часто очень забавен. Иногда я хочу сойти и за философа, но лишь подумаю, что эта философия не увеличит моего счастья, – скорее наоборот, – я посылаю ее к черту.
П.А. Вяземский
(я, право, не знаю хорошенько, какого цвета;
так как в этом презренном мире все следует за модой, то я сказал бы, что мой нос слегка розовый). Как бы в вознаграждение за маленький размер этих двух частей моего лица мой рот, щеки и уши очень велики. Что касается до остального тела, то я –
ни Эзоп, ни Аполлон Бельведерский!.. У меня чувствительное сердце, и я благодарю за это Всевышнего!.. Потому что, мне кажется, лишь благодаря ему я совершенно счастлив, и лишь одна чувствительность, или по крайней мере она – одно из главных свойств, отличающих нас от зверей…
У меня воображение горячее, быстро воспламеняющееся, восторженное, никогда не остающееся спокойным… Я очень люблю изучение некоторых предметов, в особенности поэзии… Я не глуп, – но мой ум часто очень забавен. Иногда я хочу сойти и за философа, но лишь подумаю, что эта философия не увеличит моего счастья, – скорее наоборот, – я посылаю ее к черту.
П.А. Вяземский
П.Ф. Соколов. Портрет П.А. Вяземского. 1824
Бумага, графитный карандаш, акварель, лак
Портреты П.А. Вяземского
Прости, халат! товарищ неги праздной,
Досугов друг, свидетель тайных дум!
С тобою знал я мир однообразный,
Но тихий мир, где света блеск и шум
Мне, в забытьи, не приходил на ум…
Так, сдернув с плеч гостиную ливрею
И с ней ярмо взыскательной тщеты,
Я оживал, когда, одет халатом,
Мирился вновь с покинутым Пенатом.
С тобой меня чуждались суеты,
Ласкали сны и нянчили мечты.
У камелька, где яркою струею
Алел огонь, вечернею порою,
Задумчивость, красноречивый друг,
Живила сон моей глубокой лени.
П.А. Вяземский. Прощание с халатом
Неизвестный художник. Портрет П.А. Вяземского
Конец 1840-х. Бумага, акварель, белила
Вещи из семейного собрания П.А. Вяземского
Очки и футляр
Европа. Начало XIX. Металл, оптическое стекло, картон, тиснение.
Принадлежали П.А. Вяземскому
Принадлежали П.А. Вяземскому
В первых годах столетия, на гулянье 1-го Мая в Сокольниках появилась лошадь в очках, с надписью крупными буквами на лбу: "Только трех лет". Это насмешка над тогдашней модой, которая и молодых людей наряжала в очки.
До того времени они были принадлежностью одних стариков... Теперь это никого бы не удивило. В наше время близорукость и плешивость очень распространились и сделались популярны.
П. А. Вяземский. Старая записная книжка
До того времени они были принадлежностью одних стариков... Теперь это никого бы не удивило. В наше время близорукость и плешивость очень распространились и сделались популярны.
П. А. Вяземский. Старая записная книжка
Поищем по себе игорку,
Да игроков под нашу масть:
Кто не по силам лезет в горку,
Тот может и впросак попасть.
Друзья! Кто хочет быть умен,
Тот по пословице поступит:
Продаст он книги, карты купит;
Так древле нажил ум Семён.
Ум в картах — соглашусь охотно!
В ученом мире видим сплошь:
Дом книгами набит, и плотно,
Да карт не сыщешь ни на грош.
П.А. Вяземский. Выдержка (1827)
Шкатулка с фишками
Россия. Первая четверть ХIX.
Моржовая кость, дерево, фольга, перламутр, бумага, ткань, резьба.
Парные шкатулки с 38 игральными фишками двух цветов для карточной игры. Крышки декорированы ажурными вставками: в центре – на подложке из серебряной фольги прорезные вензели с латинскими инициалами П.А. Вяземского «РАW» под княжеской короной; по бокам – сетки с геометрическим орнаментом.
Моржовая кость, дерево, фольга, перламутр, бумага, ткань, резьба.
Парные шкатулки с 38 игральными фишками двух цветов для карточной игры. Крышки декорированы ажурными вставками: в центре – на подложке из серебряной фольги прорезные вензели с латинскими инициалами П.А. Вяземского «РАW» под княжеской короной; по бокам – сетки с геометрическим орнаментом.
"Вы готовите себе печальную старость", — сказал князь Талейран кому-то, кто хвастался, что никогда не брал карты в руки и надеется никогда не выучиться никакой карточной игре. Если определение Талейрана справедливо, то нигде не может быть такой веселой старости, как у нас... Нигде карты не вошли в такое употребление, как у нас: в русской жизни карты одна из непреложных и неизбежных стихий... Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет свое волнение, свою драму, свою поэзию. Один из таких игроков говаривал, что после удовольствия выигрывать нет большего удовольствия, как проигрывать... Одна русская барыня говорила в Венеции: «Конечно, климат здесь хорош; но жаль, что не с кем сразиться в преферансик». Другой наш соотечественник, который провел зиму в Париже, отвечал на вопрос, как доволен он Парижем: «Очень доволен, у нас каждый вечер была своя партия». Карточная игра в России есть часто оселок и мерило нравственного достоинства человека. «Он приятный игрок» — такая похвала достаточна, чтобы благоприятно утвердить человека в обществе... Карточная игра имеет у нас свой род остроумия и веселости, свой юмор с различными поговорками и прибаутками. Можно бы написать любопытную книгу под заглавием: «Физиология колоды карт». Впрочем, значительное потребление карт имеет у нас и свою хорошую, нравственную сторону: на деньги, вырученные от продажи карт, основаны у нас многие благотворительные и воспитательные заведения.
П.А. Вяземский
Старая записная книжка
Перо! Тебя давно бродящая рука
По преданной тебе бумаге не водила;
Дремотой праздности окованы чернила;
И муза, притаясь, любимцу ни стишка
Из жалости к нему и ближним не внушила.
Я рад! Пора давно расстаться мне с тобой.
П.А. Вяземский. К перу моему
Гусиное перо
Россия. Первая треть XIX
Семья П.А. Вяземского
В 1811 году П.А. Вяземский женился на княжне Вере Федоровне Гагариной (1790–1886). Семейный союз длился 67 лет, супруги пережили смерть семи из восьми своих детей.
В своей неизменной, хотя и странствующей обстановке, среди мягких старомодных кресел, с неизбежным столиком для вышивания и с клубками шерсти, с шитыми занавесами, с опахалом или подушками, с памятною всем тростью в руках и в старомодном чепце, который она охотно снимала среди оживленного разговора, полная юношеского пыла, неподдельной веселости и остроумия, с своею чистою, старомосковскою русскою речью, с выходками и вспышками резвого и нестареющего ума, – княгиня Вера Федоровна была цельным типом старого Московского допожарного общества. Она кипятилась и негодовала, в то же время заливалась своим заразительным хохотом, следя за всем и живя в постоянном и разнообразном общении со множеством лиц; она принимала у себя запросто августейших посетителей разных стран с одинаковою непринужденностью и своеобразной простотою, не чуждою глубокого знания человеческих слабостей и придворного быта, и всех очаровывала блеском своего свежего, неувядаемого ума.
Из мемуаров графа С.Д. Шереметева
Портрет В.Ф. Вяземской
(урожд. княгини Гагариной)
(урожд. княгини Гагариной)
Фотограф Л. Перини. Венеция. 1860-е.
Фотобумага на фирменном паспарту, сепия, печать
Фотобумага на фирменном паспарту, сепия, печать
Автографы П.А. Вяземского
П.А. Вяземский «Прости, Волшебница! Сильфидой мимолетной…»
Автограф под рисунком Л.И. Киля «Ножка Марии Тальони». 1837 Картон с тиснением, акварель; рукопись, чернила
Прости, волшебница! Сильфидой мимолетной
Она за облака взвилась. Счастливый путь!
Но проза здесь на зло поэзии бесплотной:
Скажите, для чего крыло в башмак обуть?
Мария Тальони (1804–1884) – известная танцовщица. Выступала в Вене, Париже, Лондоне, Санкт-Петербурге, Милане. Ввела в балет пачку и танец на пуантах. В Санкт-Петербурге гастролировала с ноября 1837 по февраль 1842 года.
Тальони – единственная танцовщица в мире, которая осуществила своими танцами все, что до сих пор нам казалось несбыточным вымыслом поэтов, полувоздушная, грациозная женская фигура на древних вазах и медалях. Ни до нее, ни после нее не будет равной ей. Люди, не любящие вообще балета, прикованы к нему танцами и игрою Тальони. Это – гений танцев... выше, нежели был гений Байрона в своем роде.
Ф.В. Булгарин
Она за облака взвилась. Счастливый путь!
Но проза здесь на зло поэзии бесплотной:
Скажите, для чего крыло в башмак обуть?
Мария Тальони (1804–1884) – известная танцовщица. Выступала в Вене, Париже, Лондоне, Санкт-Петербурге, Милане. Ввела в балет пачку и танец на пуантах. В Санкт-Петербурге гастролировала с ноября 1837 по февраль 1842 года.
Тальони – единственная танцовщица в мире, которая осуществила своими танцами все, что до сих пор нам казалось несбыточным вымыслом поэтов, полувоздушная, грациозная женская фигура на древних вазах и медалях. Ни до нее, ни после нее не будет равной ей. Люди, не любящие вообще балета, прикованы к нему танцами и игрою Тальони. Это – гений танцев... выше, нежели был гений Байрона в своем роде.
Ф.В. Булгарин
Издания П.А. Вяземского
